- Тебе, рыбка моя пушистая, это обойдется… м-м… ну, скажем, в десятку, - Балгайр подмигнул, а потом уточнил серьезно: - Десятка-то у тебя есть? А то у меня принцип – бесплатно никого не вожу, даже тех, кому на самом деле очень надо попасть на Эспит. Но могу в долг.

- Вы смеетесь?! И кто вы, в конце концов, такой?

- Очень своевременный вопрос! Позвольте представиться, милая барышня. Берт Балгайр, - он сдернул с головы потрепанную шляпу и изобразил что-то вроде поклона. – Так же известный как Рыжий Берт. Я своего рода… почтальон. Моя специализация – срочная доставка самых разнообразных грузов в труднодоступные места. Весьма, знаете ли, востребованная профессия в наши сложные времена. И, поскольку я независимый перевозчик, то и стоимость услуг исчисляю сам. Вот как сейчас. Всё зависит от того, насколько сильно человеку нужны мои услуги. Поверь мне на слово, малышка, именно тебе на Эспите самое место. Ну что, по рукам?

- Угу, - кивнула барышня, ошеломленная таким напором.

- Ну, вот и славненько. Да, и кстати… Как тебя зовут-то, милая?

Правильно мать говорила: «Дурёха ты, Вер, как есть дура! Пропадешь в первой же подворотне. И молись, чтобы тебя всего лишь ограбили, а то ведь снасильничают и удавят по-тихому». Ибо только самая непроходимая дурында способна попасться на простейшую уловку, на «слабо».

«А слабо тебе, малявка, поговорить с серьезными людьми?» Большего и не потребовалось, чтобы Верэн задрала нос и потащилась в пакгаузы, как глупый щенок на веревочке.

Теперь-то что махать кулаками, когда драка кончилась? Барышня Раинер бичевала свою доверчивость изо всех сил, но червячок сомнения грыз её изнутри с неослабевающей силой.

Рыжий спаситель её, Берт Балгайр, на рыцаря в сверкающих доспехах походил меньше всего. И на его, чего уж греха таить, очень и очень мужественном лице не были записаны клятвы хранить целомудрие спасенной только что девы. И даже малюсенького обещания не ограбить оную деву и не выбросить за борт на корм рыбам – тоже не сыскать, хоть под лупой рассматривай.

И что делать прикажете? Отказаться плыть с Бертом и продолжать искать другой способ попасть на Эспит? Или согласиться и снова рискнуть?

Верэн украдкой поглядывала на Берта, пытаясь таким сомнительным способом уяснить для себя – злодей он или нет. Что может быть хуже, чем помереть потому, что постеснялась лишний раз вопрос задать? А какой вопрос? «Скажите, дяденька, а вы меня не сначильничаете ненароком и не утопите?» Ничего умнее девушка придумать не могла.

Вот попала, так попала! Проще на горячей сковородке усидеть!

- А далеко до Эспита?

- Это смотря на чем плыть, - уклончиво ответил Берт.

- А мы на чем?

- На моем баркасе, рыбка. У тебя морской болезни нет?

Что такое «морская болезнь», Верэн знала только из книг.

- В поезде меня не укачивает.

- Это хорошо, - улыбнулся мужчина, блеснув ровными белыми зубами. И еще эта пробивающаяся щетина на щеках…

«Дура! Не глазей на него так, словно готова скинуть юбку прямо на улице! Не смей!» - приказала себя Верэн. Но нет-нет, да и косилась в сторону мужчины. Её же только что спасли от кое-чего похуже смерти. Вот он и спас! А мог бы и не спасать, между прочим.

Одним словом, хадрийка изводила себя незаданными вопросами и внезапной симпатией к смазливому Берту. И как все женщины, строила если не планы, то сильно-сильно загадывала на будущее.

«Ему лет тридцать-тридцать пять, - размышляла практичная дщерь полей и садов Хадранса. – Взрослый, опытный, при деле и связях… И красавчик к тому же».

Почему нет? В своих достоинствах Верэн не сомневалась. В Озанне все знали, что у старшей Раинер самая красивая мордашка в округе. И волосы.

А уж если представить, что скажет мать, когда узнает, какого мужика отхватила себе её непутевая Вер…

Размечтавшись, девушка споткнулась, захромала еще сильнее, но неприятность эта, к счастью, изгнала все мечтания прочь. Даже смешно стало.

«Все-таки ты такая глупая дурында, Вер!»

Кому никогда не доводилось одним махом на корню менять свою жизнь, сниматься с насиженного места по первому зову, тому вряд ли будет знакома эта щекотная легкость во всем теле, когда тебя ничего не держит – ни собственность, ни привязанности, ни обязательства. Свобода пьянит крепче вина, и пристрастившийся к этому сладкому зелью потерян для общества навсегда. Привычка – вторая натура, а привычка к перемене мест зачастую становится натурой первой. Не сидится таким «птицам» в самом уютном гнездышке, не копится на банковском счету, не откладывается про запас, а всё, что попадет в руки, тут же уплывет, оставив после себя эйфорию освобождения.

Потому-то Ланс, едва распрощавшись с «айр эмэри», забыв о солидности и вальяжности, почти в припрыжку мчался на встречу с контрабандистом, счастливый и абсолютно свободный. И это восхитительное ощущение стоило даже больше двух тысяч. Попроси Берт у него еще тысячу – отдал бы без разговоров. А чего мелочиться, когда до острова уже рукой подать? Есть, есть у настоящих авантюристов двадцать пятое, неоткрытое еще наукой чувство, которое лучше носа чует запах Удачи, яснее самых зорких глаз видит за смутными намеками Чудо и издалека слышит сладкий шелест Больших Денег. В этом смысле Ланса Лэйгина природа одарила щедрее некуда, и как говаривал его собственный отец: «По-хорошему, тебе следовало бы родиться породистой гончей собакой. Всем было бы спокойнее».

Собак Ланс любил и, не веди он жизнь бродяги, обязательно завел бы парочку барбосов. Чтобы иметь сотоварищей по профессиональному вынюхиванию, например.

Горбатые улочки Дайона выгибали каменные спины, подставляя гранитную чешую подошвам Лансовых ботинок. Жасминовые кусты осыпали будущего триумфатора нежными лепестками, а девушки так щедро улыбались заезжему симпатичному мужчине, словно он уже привез с Эспита сокровища древнего Калитара.

«То ли еще будет!» - твердил себе Ланс и жмурился, не столько от закатных солнечных лучей, сколько от удовольствия и предвкушения.

А вот чего Лэйгин никак не предвидел, а двадцать пятое чувство не подсказало, так это появления рядом с Бертом девицы. На первый взгляд она показалась Лансу подростком. Темноглазая, худенькая, стриженая девчушка не старше пятнадцати лет. Но стоило ей заговорить, как иллюзия разрушилась.

- Верэн Раинер, - сказала она хрипловатым густым контральто. Или как там называется такой тип голоса, действующий на впечатлительных мужчин крайне возбуждающе. А этот тягучий хадрийский акцент, словно бы специально придуман для введения самцов в плотское искушение.

Второй, более пристальный взгляд, брошенный кладоискателем, моментально отметил недетские округлости её фигуры. Грудь что надо, стройные ножки, пухлые губы.

Но Ланс вовремя вспомнил, что он тут по делу, очнулся от наваждения и представился девушке честь по чести. И тут выяснилось, что девица тоже плывет на Эспит. Невзирая на вспышку ящура.

«И сколько же она заплатила? – удивился Ланс, разглядывая свою будущую попутчицу. – Или чем?» Платьишко на барышне дешевенькое, даже не из магазина готовой одежды, а перелицованное из какого-то старья, чулки штопанные, и только туфли новенькие, немилосердно жмущие, толком не разношенные.

Но при каждом упоминании острова карие глазищи Верэн вспыхивали азартом и такой узнаваемой жаждой.

«Конкурентка?»

- Где вы учитесь? – настороженно спросил Лэйгин.

- Так я уже выучилась. В школе.

- В какой?

- Да в Озаннской же!

«Озанн! Проклятье, Озанн!» - мысленно охнул мужчина.

Девица оказалась родом из самой заскорузлой дыры, какую только можно отыскать в Мурране. Снова метафизика?

- Ну, вот и добрались! – жизнерадостно оповестил спутников Берт и два раза стукнул кулаком по кабине грузовика, привлекая внимание шофера. – Тормози, дружище! Мы дальше ножками! – и, заметив настороженный взгляд барышни, как бишь ее, Раинер, поспешил успокоить: - Тут недалеко. Сейчас свернем во-он на ту тропинку и спустимся к морю. Вашу ручку, милая.